«Локомотив» спас меня дважды»

spasskiy1

Чемпион мира по шахматам Борис Спасский о тайнах матча с Фишером, жизни, фигурах и будущем древней игры

19 июля исполнилось 50 лет, как легендарный гроссмейстер, заслуженный мастер спорта СССР, 10-й в истории шахмат чемпион мира Борис Спасский был отмечен самой необычной для себя наградой – знаком «Почётному железнодорожнику». А предстоящей осенью в ЦДКЖ Борис Васильевич вместе с Российской шахматной федерацией начинает новый масштабный проект для юношества. В канун Дня железнодорожника о переплетениях своей увлекательной спортивной биографии с железными дорогами Отечества 79-летний Спасский вспоминает в эксклюзивном интервью обозревателю «Московского железнодорожника».

– Борис Васильевич, как в вашей жизни впервые появилось железнодорожное ведомство? При каких обстоятельствах вы стали членом ДСО «Локомотив»?

– У нас в Ленинграде был начальник Октябрьской железной дороги Михаил Юрьевич Черкес. В конце 1950-х годов он захотел создать сильную городскую команду. Пригласил всех питерских гроссмейстеров. Туда входил я, Толуш, Бондаревский и, кажется, Корчной… После того как я провалился на чемпионате СССР 1958 года в Риге, где Миша Таль выиграл у меня важную партию, в Ленинграде я попал под попечительство Черкеса. В том же 1958 году я нашёл в городе секцию бокса «Локомотива». Там меня регулярно «обрабатывал» мой спарринг-партнёр. Я был мощнее физически, но он сильнее технически. А в спорте, и в шахматах, в частности, как раз часто требуется не мощь, а техника.

– По профессии вы решили стать журналистом?

– Даже не сам решил, а так в жизни сложилось. Я сначала поступил на механико-математический факультет Ленинградского университета. Проучился там около года. И был вынужден перейти на филологический, так как шахматы требовали длительных отлучек. Математика же этого не терпит. На филологическом факультете я получил дозволение отъезжать на турниры и тренировочные сборы от ректора университета – академика Александрова, одного из лучших геометров мира. Так что учился я в университете с приключениями.

– При каких обстоятельствах вы перебрались в Москву?

– Дважды мою шахматную карьеру спас «Локомотив». Первый раз, когда мне предоставили однокомнатную квартиру на окраине Питера, в районе Щемиловка, и я смог разъехаться с бывшей женой. Она стала писать доносы. В 1963 году моё положение в Ленинграде оказалось довольно шатким. Мой тренер Игорь Бондаревский сказал мне: «Знаешь что, тобой тут слишком интересуется КГБ, мотай отсюда». Легко сказать, а куда «мотать»? У меня оставался только один путь – в Москву. И «Локомотив» второй раз меня спас! Мне дали однокомнатную квартиру по казанскому направлению Московской железной дороги у платформы Фабричная. И я закрепился в московском «Локомотиве».

Я стал играть за «Локомотив», ездить на сборы команды со своим тренером Бондаревским. Сильнейший состав «Локомотива» в командных соревнованиях на первенство СССР выглядел так: первая доска – Борис Спасский, вторая – Лев Полугаевский, третья – Николай Крогиус, четвёртая – Игорь Зайцев, пятая – Игорь Платонов. Помогала нам и Московская железная дорога.

– Какие воспоминания у вас связаны с Центральным домом культуры железнодорожников?

– Первое моё соревнование в ЦДКЖ – это чемпионат СССР 1955 года. Тогда мне было 18 лет. А в турнире неожиданно решил выступить Михаил Ботвинник, в ту пору – сильнейший шахматист мира. Он редко играл в чемпионатах страны, считал, что это для него слишком обременительно. И вот мы играем партию, я начал в энергичном стиле, что-то пожертвовал, получил активную позицию и начал уже «щекотать» его короля. Тут Ботвинник перепугался и… предложил мне ничью. Что делать? Если чемпиону мира нужна ничья от молодого человека – как же я могу отказать ему?!

В ЦДКЖ мне было всегда играть уютно, здесь я – как у себя дома. Ещё в 1955 году впервые почувствовал – столичная публика за меня, тогда ещё ленинградца, болеет, и это приятно. Тогда я был самым молодым участником чемпионата СССР, звание международного мастера получил незадолго до того, хорошо выступив на турнире в Бухаресте. Чемпионат СССР 1955 года был отборочным к межзональному турниру, и я впервые завоевал путёвку туда.

С тех пор очень люблю этот зал. Здесь я стал чемпионом СССР в 1973 году в сильнейшем по составу турнире с участием Таля, Смыслова, Кереса, Геллера, Петросяна, Карпова, Полугаевского, Корчного.

– Кого из руководителей железнодорожной отрасли СССР вам довелось знать лично?

– После победы в матче на первенство мира с Тиграном Петросяном 1969 года я познакомился с министром путей сообщения СССР Борисом Бещевым, чуть раньше – с начальником Московской железной дороги Леонидом Карповым. Нельзя забыть, как Борис Павлович принял меня по окончании матча. Тепло поздравил с завоеванием титула чемпиона мира, вручил памятный подарок, кажется, это были наградные часы от министра путей сообщения. Леонид Анатольевич Карпов со знанием дела напутствовал нашу команду у себя на Краснопрудной перед матчем с Фишером в 1972 году.

В течение всей моей советской шахматной карьеры у меня было всего два, как теперь говорят, спонсора – это «Локомотив» (за которым стояло МПС) и Спорткомитет РСФСР. Эти две организации поддерживали меня всегда, во всех обстоятельствах.

– Вскоре вам предстояло защищать чемпионский титул в борьбе с Бобби Фишером в Рейкьявике. Какие проблемы возникли при подготовке к матчу?

– В Исландию я вёз четыре кг чёрной икры, чтобы чем-то порадовать американского шахматиста. Благодаря этому матчу я накануне его получил трёхкомнатную квартиру на улице Веснина, прямо напротив высотки Министерства иностранных дел СССР на Смоленской площади. Ордер мне вручил председатель Моссовета Промыслов.

Победный матч 1969 года с Петросяном дался мне тяжёлой ценой. У меня возникли проблемы с моим «фатером», как я его называл, – тренером Бондаревским. Перед решающей 17-й партией Бондаревский вызвал меня на серьёзный разговор, что случалось крайне редко: «Либо ты меня слушаешь, либо я ухожу от тебя». Я возразил, что должен готовиться к партии самостоятельно, нагуливать настроение, быть один на один с собой, чтобы сосредоточиться. Бондаревский за своё: «Ты должен меня слушаться». Я не сдавался: «Буду делать так, как считаю нужным». И вот это ему крайне не понравилось. Я же стоял на своём, мол, остаюсь при своём мнении, а уж вы решайте, как вам быть дальше. И поэтому во время решающей 17-й партии Бондаревский болел… за Петросяна.

– Вот как?

– Бондаревский хотел, чтобы Петросян наказал меня за непослушание. Когда же я вопреки его желанию всё же выиграл решающую партию у Петросяна, Бондаревский сделал вид, что ничего не случилось, и он никуда от меня не уходил. Хорошо, что к этому времени в моей команде появился новый тренер, гроссмейстер Ефим Геллер. Вот он оказал мне большую помощь. Очень ценно, что Геллер оказался хорошим психологом. У него был настоящий психологический талант, чутьё, он чувствовал всё! Все нюансы за шахматной доской и вокруг неё, всех людей. По природе своей Геллер был очень умным человеком. И в решающий момент матча с Петросяном Ефим Петрович мне сказал: «Выкинь всё из головы, думай только о шахматах, играй в шахматы!». Это был самый ценный совет.

К матчу 1972 года с Фишером я уже за счёт призов и гонораров создал свой небольшой «валютный фонд». Поэтому мог оплачивать работу секундантов из своего кармана. Не обязательно стало уже по каждому случаю обращаться за помощью к Спорткомитету или клубу.

– Правда ли, что с вашим многолетним тренером Бондаревским, который в итоге не поехал с вами на матч с Фишером (что многие считают первопричиной неудачи), вас поссорил именно Геллер?

– Нет, Геллер был не при чём. Тут дело в другом. Бондаревский был очень хорошим тренером, когда чувствовал, что у меня есть запас прочности. Это касалось и шахматной подготовки, и спортивной формы, и здоровья. Он умел направлять меня – с тем, чтобы я сам вырабатывал свои идеи. И потом уже эти идеи выносил на его суд. Когда Бондаревский чувствовал, что у меня есть запас прочности (как было на матче претендентов в Киеве с Корчным в 1968 году), он работал великолепно. Когда же всё висело на волоске, Бондаревский уже не мог принимать оптимальные, наилучшие решения. В такой критической ситуации он начинал предлагать второстепенные, не лучшие по качеству решения. Поэтому я понял, что в решающий момент Бондаревский станет лавировать, он не будет меня поддерживать. А мне на матче с Фишером как раз нужен был исключительно надёжный человек. И этим человеком стал Геллер.

Когда обсуждался состав моей команды на матч с Фишером, я исключил Бондаревского уже на подготовительном этапе. Об отсутствии Бондаревского я не жалел ни в ходе матча с Фишером, ни после него. Никогда об этом не жалел.

– И кто же вошёл в ваш список?

– Список был очень солидный, люди все безусловно лояльные, находящиеся в полном контакте с союзным Спорткомитетом. Например, зампред Спорткомитета РСФСР Мелентьев, председатель Шахматной федерации РСФСР Вера Тихомирова, мой личный переводчик Григорий Вац. И надо же, в этот момент союзный Спорткомитет меня не поддержал! Если бы мой список был утверждён, у меня не было бы таких проблем на матче.

Думаю, мне следовало настаивать, чтобы со мной ехала моя бригада. Перед отъездом я был в отделе пропаганды ЦК КПСС у Александра Яковлева, будущего идеолога горбачёвской перестройки. Мы обсуждали вопросы матча с Фишером, которыми он тоже занимался. Я просил, чтобы меня допустили к переговорам, где и когда играть, на каких условиях. И Яковлев меня поддержал. Но ни к каким переговорам меня не допустили. Союзный Спорткомитет не хотел мне простить, что я перепрыгнул через голову его председателя Сергея Павлова.

– А из шахматистов кого вы пригласили?

– Я мог пригласить практически любого советского шахматиста, например, Пауля Кереса, что, видимо, и следовало сделать. В Геллера я верил, он хорошо чувствовал Фишера и полностью оправдал мои ожидания. Крогиуса в моём списке не было, но он очень хотел ехать со мной в Исландию. Я не стал возражать, поскольку Крогиус помогал мне раньше в матче с Петросяном. Эстонец Ней оказался шпионом – он в ходе матча с Фишером передавал информацию американцам, фактически работал на Роберта Бирна, который писал книгу о матче. Поэтому уже в ходе матча мы исключили Нея из команды.

– Можно ли считать, что ещё перед вылетом в Рейкьявик вы что-то упустили?

– Зря отказался взять с собой в Исландию музыку, которая меня вдохновляла. Это были мои любимые исполнители: Карузо, Шаляпин, русские и цыганские романсы. Став шахматным профессионалом на Западе, я всегда возил с собой музыку. И – теннисную ракетку. Во время матча с Фишером я тоже регулярно играл в большой теннис.

– А в ходе матча с Фишером в чём состояли ваши ошибки?

– Я совершил большую ошибку перед третьей партией. Ведь в этот момент Фишер практически начал сдавать матч: он пустился в авантюру с жертвой слона и проиграл первую партию, на вторую не явился вовсе, и ему засчитали поражение за неявку, счёт стал 2:0 в мою пользу. У Фишера возникли препирательства с организаторами на почве того, что видеокамеры работали шумно. Фишер начал третировать главного судью Лотара Шмида, со всеми перессорился.

И я поверил, что Фишер хочет сорвать матч. Вот в чём была моя ошибка. А ведь это было не совсем так. Фишер не хотел срывать матч. Он стремился добиться для себя разных льгот и привилегий, хотел потрепать мне нервы, держать всех в напряжении, – но так, чтобы я не уехал из Рейкьявика. Его главным идеологом был тренер Билл Ломбарди, который его постоянно «вдохновлял» на скандалы. И Фишер пунктуально следовал советам наставника.

– То есть при счёте 2:0 вы расслабились?

– Нет, я не расслабился. Но подумал, раз Фишер сходит с ума, то почему мне не пойти на маленькие уступки? И я согласился сыграть партию в резервном помещении, без зрителей. Ничего плохого там не было, партия была нормальной, боевой. Но всё-таки Фишер выиграл. И это было очень важно для него, потому что он выиграл у меня первую партию за всю историю нашего соперничества. (До матча счёт был 3:0 в мою пользу).

И тут Фишер сразу воспрянул духом. Сразу преобразился. Но, по совету Ломбарди, продолжал писать заявления в том духе, что сегодня птички перестали петь в заливе Рейкьявика, а это происки Спасского, его команды, советского посольства. Постоянно что-то придумывал. Хотя все условия были согласованы, все максимально шли ему навстречу.

– Ваши чисто шахматные промахи?

– Думаю, что подготовка к матчу с Фишером прошла очень хорошо. В том числе хорошо были отработаны дебюты. В четвёртой партии мне удалось удивить соперника острой новинкой в сицилианской защите, он едва белыми унёс ноги на ничью.

И Геллер, и я хорошо знали Фишера. Во время матча случались, конечно, ошибки в партиях, но они неизбежны и с той, и с другой стороны. Ничего такого особенно провального не случалось.

– И всё-таки Фишер в 1972 году играл сильнее вас?

– По-моему, нет. Он не играл сильнее. Но так сложилось, что он выиграл важные партии, когда получил определённое преимущество вне шахматной доски. Вы знаете, Фишер всегда меня боялся. И он уступал мне в середине игры. В дебюте Бобби был в полном порядке. А в миттельшпиле, когда возникали неясные позиции и маятник качался то туда, то сюда, Фишер терялся. В критический момент он уступал. Мне мешали цейтноты, в которые я часто попадал. У Фишера тоже бывали цейтноты, но небольшие и реже.

Перед 11-й партией, где мне удалось победить, я отказался идти в ресторан. Пошёл в студенческую столовую, что-то незатейливое съел, и знаете, начал «порхать» как птица. У меня было весёлое, лёгкое настроение, что не замедлило отразиться на игре.

– В итоге Фишер матч выиграл. О чём вы говорили напоследок?

– Сразу после окончания поединка Фишер сказал мне, что мы сыграем ещё один матч. Потому что чемпион мира, считал Фишер, должен иметь право на матч-реванш. И он сдержал своё слово. Через 20 лет мы снова сыграли матч – в Югославии, на острове Свети Стефан, где Фишер снова победил.

– Борис Васильевич, вы верующий человек?

– Даже в шахматах есть богиня Каисса… Я бы не сказал, что я религиозный на 100%. Иногда я называю себя полувером. Потому что я в церковь не хожу, обряды не соблюдаю. Но всё-таки верю, что там, в небесах, существует верховный судья.

– Как вы относитесь к вторжению компьютеризации и информатизации в шахматы? Ведь сейчас во многих магистральных дебютах разработаны форсированные варианты на 25–30 ходов? Не значит ли это, что слишком большое значение приобретают возможности памяти?

– Я думаю, ничего страшного в этом нет. В матчах на первенство мира всё решает не дебют, а середина игры. Конечно, из дебюта в миттельшпиль надо ещё выйти, чтобы тебя в самом начале партии не разделали под орех. Вскоре после дебюта надо найти план, а затем почувствовать кризис. После кризиса опять возникает борьба. В партии может быть несколько кризисов.

Мне кажется, что компьютер очень помог шахматам. Компьютер позволяет очень хорошо и быстро подготовиться к партии, узнать, что предпочитает ваш противник: какие дебюты, какие варианты. Многие постулаты, которые ранее существовали в игре, компьютер опроверг. Например, в эндшпиле. Все позиции с числом фигур на доске пять и меньше изучены компьютером досконально, и результат их известен. Мне было всегда интересно сравнивать разные аналитические модули. Интересно, когда в сложных многофигурных позициях один модуль даёт одну оценку, а другой модуль – противоположную. В какой-то момент можно изменить правила шахматных соревнований, дать обоим соперникам возможность пользоваться компьютером. А почему нет?

Память в шахматах всегда играла большую роль. Однако у многих чемпионов мира память не была идеальной. Выигрывают за счёт других качеств. И мне кажется, что компьютер в этом плане для шахматистов ничего не изменил.

В тех шахматах, в которые я играл, большое значение имела психология, знание соперника, его сильных и слабых сторон, понимания самого себя – об этом говорил Алёхин. Я очень высоко ценю Алёхина. Большой разницы между современными шахматами и старыми классическими я не вижу.

– Если возникает выбор: лететь на самолёте или ехать поездом – что вы обычно предпочитаете?

– Вынужден путешествовать по суше: поездом. Быстро, комфортно и удобно. Но гораздо больше езжу на автомобиле – это сейчас основное, жизненно важное для меня средство передвижения.

– Как сейчас участвуете в шахматной жизни России?

– С 2004 года я был главным редактором газеты «Шахматная неделя», поддержку в издании которой оказывало и ОАО «РЖД». На чаепитии после завершения матча на первенство мира 2014 года между Карлсеном и Анандом в Сочи познакомился с Президентом России Владимиром Путиным. Был интересный разговор.

Сейчас главное моё дело – это школа на Урале, в Сатке Челябинской области под патронатом группы «Магнезит». Школа Спасского в России существует уже более 10 лет. Даю детишкам задания, сам немного занимаюсь шахматной композицией. Выступаю на шахматных мероприятиях. Обдумываю свою автобиографическую книгу. Есть две подготовленные к печати рукописи – в моём архиве, оставшемся во Франции. Вызволить свой архив – главная задача для меня.

Беседовал Игорь Ленский,

член Союза писателей России,

международный мастер по шахматам

Фото автора

gudok.ru

Loading

Оставьте комментарий

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.